|
Фредерик Старр автор книги Red and Hot: The Fate of Jazz in the Soviet Union 1917–1980 (перевод Дмитрия Ухова)
Чекасину – семьдесят? Дата эта не только впечатляет, но и заставляет задуматься! Вот человек, чье творчество многие десятилетия воплощало буйство в умах, витальную, почти природную жизненную силу, приверженность идее новаторства и в целом - оптимизм, присущий молодежному сознанию в период его расцвета. Чекасин воплощал эту витальность не словом на публичных демонстрациях, не речами с трибун и не неистовой самиздатской поэзией. Вместо всего этого был выбран язык музыки, свободный, смелый, звучащий порой и сорванным голосом, но, в то же время, неотразимо и убедительно. Первоклассный инструменталист, Чекасин рано стал мастером саксофона и сразу проявил себя в том, что по-английски называется vernacular (буквально «просторечие», главенствующий в том или ином сообществе язык - прим. пер.) И таким образом, в каком-то смысле продолжал и развивал ту традицию, которой верно служат в консерваториях. Но именно как инструменталиста его вдохновляла совершенно индивидуальная и, ни на кого более, не похожая Муза. Слушая трио ГТЧ сорок лет назад можно было даже вообразить, что саксофон Чекасина – это и есть воплощение Музы Трио Ганелина. Музы, которая предстает в образе этакой дикой танцовщицы, неожиданно резко меняющей свою пляску и замирающей в совершенно неожиданных позах. Но тот, кто хотел, видел в этих плясках вполне конкретный образ тогдашнего мира, который был виден Музе и который музыканты как можно предупредительнее старались передать в звуках.
Может быть, именно поэтому Чекасин был и продолжает оставаться центральной фигурой. Чтобы не сказать - центром внимания, в любой группе, с которой он выступал. Я надеюсь, что кто-то когда-нибудь напишет подробную историю ГТЧ, переиздаст фильмы с участием трио и записи их выступлений. Когда Ганелин посетил меня в Америке, я спросил его о роли Чекасина в его творческих откровениях. Ганелин ответил: «Я не уверен, является ли он в трио большим пальцем или указательным, или и тем, и другим, но без его миропонимания, оно вряд ли могло бы существовать». Это понимание мира, основанное на свободе и на стремлении к ней. И это не могло быть без знания того, чем занимались тогда авангардисты и в Америке, и в Европе. Например, одновременной игрой на двух саксофонах - причем не как сценический эффект, а как у лучших из них – призыв к чему-то большему, как у Роланда Керка. Но Чекасин при этом всегда говорил на своем языке, своими собственными фразами и риффами. Российские зрители-слушатели всегда сразу понимали, что он ничего не проповедует, он живет жизнью свободы и освобождения от ограничений для своих саксофонов. Жаль, я утратил связь с его музыкой в самые последние годы. Времена изменились. Люди изменились. Но в дни его семидесятилетия, судьба все также улыбается ему, и он все также продолжает почти физически воздействовать («stir the soup») на своих слушателей. У японцев есть традиция присваивать своим лучшим художникам и артистам звание «живое национальное достояние». В России я бы одним из первых присвоил это звание маэстро Чекасину, и при этом, я уверен, что мое мнение поддержало бы бесчисленное множество его поклонников во всем мире. Пусть маэстро живет долго, будет счастлив и ему понадобится еще много тростей для всех его саксофонов! Борис Мильграм российский театральный режиссёр
- У нас в театре сегодня - Чекасин! - Ну - Чекасин, ну - гений! Трио Ганелин-Тарасов-Чекасин! Не знаешь?!
Я не знал: - Давайте на балкон: если что - уйдём... На сцене невысокий забавный клоун в беретке с каким-то члено-образным помпоном творил что-то невообразимое, творил… музыку. Эта музыка, конечно же существовала до концерта, но она создавалась именно сейчас музыкантами, инструментами, телом этого маленького человечка (прости, с балкона все маленькие). Восторг, потрясение – слова, не достаточные моим тогдашним чувствам. В те годы я думал о театре… Малообразованный технарь: мои притязания были несбыточны, но в тот вечер я отчетливо понял, что буду режиссёром и когда-нибудь пересекусь с этим парнем в беретке, с величайшим музыкантом, структуралистом, художником, с которым я многое сделал и многому научился. (с В.Чекасиным осуществлены постановки: «Овечка», «Воскресение Лазаря», «Жизнь Человека», фильм «Бред вдвоем») Даниил Крамер джазовый пианист, педагог, композитор и продюсер
У Володиных проектов всегда была театральность, и она могла быть разной - тюзовской, взрослой, трагической, цирковой. И «ребячество» его на сцене было ребячеством Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке». Володя был уникален в этом. Он неразрывно связан и с музыкальностью, и с театральностью, с музыкальной живописностью, я бы сказал. Потому что все его образы абсолютно зримы, собственно, поэтому мне было легко с ним играть. И когда я был начинающим, на первых концертах с Володей, для меня это было школой – как можно было ставить театральные шоу на основе только, практически, музыкального материала. Например, в наших с ним дуэтах.
Когда работаешь с Володей, возникает ощущение, я бы так назвал, – ожидаемая неожиданность. То есть, ты знаешь, что ты ни фига не знаешь, и что будет. И только уже на самом концерте ты разберешься, даже если была репетиция, если ее можно было так назвать. Потому что он приносил такие «простыни», где были расписаны роли, и разворачивалась просто схема: «А тут ты не играешь, а тут ты попробуешь что-нибудь, в таком-то виде, в общем, сам сообразишь! А здесь поиграют они, а ты попробуй понять, что можно с ними сделать». Американские горки! А тут вот, видишь: тема, и что мы с ней дальше делаем - совершенно непонятно. И только в процессе концерта я начинаю понимать задумку, потому что я прихожу извне в эту схему, а у Володи она внутри. Все проекты с Чекасиным были разными и необычными очень, больше всего запомнилось саксофоновое шоу с одновременным катанием по полу. Я был потрясен как это было сделано: он переворачивался на полу в обнимку с девушкой, тоже играющей на саксофоне - как можно это было сделать, не помяв инструменты, я не мог понять! Помню джазовый концерт из разряда специфически-эротических на сцене ЦДХ, с использованием театральной труппы с весьма красивыми девушками. Для меня, молодого мужчины, это был тяжелый концерт, особенно когда девушка в обтягивающих трико танцевала сзади меня. Это и отвлекало, и, одновременно, обогащало музыку новым смыслом. Но опыт был трудным. Запомнился проект с танго, которое препарировалось самыми разными способами – из джазового оно превращалось в классическое, затем становилось джаз-роковым. Все было сосредоточено на великолепной игре ударника, с которым Володя очень серьезно занимался. С отдельными музыкантами Володя репетировал долго, неделями, тщательно прорабатывая их роль в проекте. Так что говорить о дилетантизме в его проектах нельзя: чаще всего все тщательно прорабатывалось, и репетиционная работа проделывалась огромная.
Володя настолько своеобразный музыкант, что я бы уверенно, без доли преувеличения говорил бы и о «стилистике Чекасина», музыкально-театральной стилистике, с элементами такого музыкального кино на сцене, которая свойственна именно ему, и сейчас уже можно говорить о «стиле Чекасина», и это не каждому музыканту удается достичь – можно говорить о «стиле Эванса», о «стиле Питерсона», можно говорить о «стиле Чекасина» в музыке. Этот стиль не может быть распространен – он необычайно труден, и владеют им, пожалуй, немногие - его соратники и ученики. Тем не менее, на мой взгляд, о стиле Чекасина можно говорить без малейшего преувеличения. Как только он начал играть, мое джазовое ухо моментально определило: да он все знает, он все умеет, он просто не хочет, как все, он хочет все по-другому, по-своему! А ведь в свое время Генрих Нейгауз сказал, что, одна из самых трудных вещей в искусстве – сыграть, что хочешь, а не что получается. У многих музыкантов уходят годы, чтобы понять, что они хотят и кто они в искусстве. Многие идут проторенным кем-то путем – так устроен мир искусства. Но Володя Чекасин не принадлежит к числу ведомых, он – ведущий за собой музыкант. И мы можем говорить уже об эпохе Чекасина, как части эпохи ГТЧ, и когда мы говорим об отечественном авангарде – мы начинаем с этого знаменитого трио, которое определило путь отечественной и мировой авангардной музыки. Правда, я замечаю, что отечественного авангарда стало меньше, потому что надо играть смыслово, иначе публика быстро тебя посылает! И именно смыслы в музыке ГТЧ и, впоследствии, каждого музыканта трио резко отличает их музыку. Мало кто понимает, что смысла мало даже в традиционном джазе – различные секвенции, ожидаемые фразы… Но Володя Чекасин зная все это, владея этим ремеслом, сумел пойти дальше и стать настоящим художником. Это дано немногим. Чекасин – один из тех, кто умеет это делать. Люди, которые даже не слышали об авангардной музыке, приходят на его концерт и остаются его поклонниками. Ханс Кумпф немецкий джазовый кларнетист, фотограф и автор статей и книг о новой музыке
Я познакомился с Владимиром Чекасиным осенью 1980 года на фестивале в Берлине (тогда - Западном), где он выступал вместе с ГТЧ. Еще раньше, летом того же года я уже побывал в Ленинграде и Москве, и там не мог не узнать о существовании ансамбля из Вильнюса. Поэтому для меня так важно было воочию увидеть и услышать знаменитое трио ГТЧ. В те годы я неоднократно встречался с Чекасиным - в разных городах Германии. Я даже организовывал его концерты – в том числе дуэт с Владимиром Тарасовым; иногда и сам принимал участие в джем-сейшн как кларнетист. С музыкальной точки зрения Чекасин - очень экспрессивен, а как человек он интроверт, но - с чувством юмора. Моя жена любит вспоминать, как он галантно нес ее пальто, когда мы все вместе ходили в музей в Штутгарте. Международно признанный музыкант, можно сказать - знаменитость, а оказывает ей знаки внимания! Встречались мы и в бывшем Советском Союзе. А в 1987 году во Франции, на фестивале Ле-Мане, мы даже устроили фотосессию, которая, как оказалось, получилась очень занятной. Надеюсь, что возраст не остановит Владимира и впереди у него еще много хорошей музыки.
Неда Малунавичуте литовская флейтистка и джазовая вокалистка
Лучшее, что случилось в моей жизни — это любовь к музыке и первый мой учитель. Владимир Чекасин, без которого я бы не стала тем, кто я есть. Ещё будучи ребёнком, учась у него, я даже не очень хорошо понимала, какой замечательный человек находится рядом со мной. Чекасин заметил меня очень рано, нежно называл меня "барышней" и заботился обо мне, видимо, чувствуя, что в глубине сердца я джазовый человек со способностью видеть мир более свободно и творчески. Только созрев, я смогла трезво оценить и понять, что дал мне этот замечательный человек. Чекасин — это абсолютный, полный нестандарт. Его системе и методам обучения аналогов просто нет! Никто не работал с детьми так, как Чекасин. Для него не существовало понятия времени, он заботился о результате. Он не только вёл меня по дороге джаза, он показал, куда дорога ведет. И я все еще на этом пути. Я люблю и уважаю Владимира Чекасина и благодарна ему за все. Он всегда будет мне авторитетом и примером. Хочу пожелать Владимиру много здоровья, энергии, счастья и успехов во всех начинаниях и продолжениях.
советский и болгарский саксофонист, кларнетист, композитор
К сожалению, в моей джазовой истории был только один, если не считать участия в Поп-механике Сергея Курехина, случай совместного музицирования - это опыт одной записи на радио в Ленинграде... Но я всегда считал, и считаю Влада гениальным музыкантом, потрясающим саксофонистом! И даже сейчас, когда он подошел к 70-летию, он лучше всех, я убедился в этом, слушая его концерт в Архангельске в октябре прошлого года. Я поздравляю Влада с этим юбилеем и желаю еще долгих лет, и чтобы его неудержимая энергия доставляла радость и удовольствие слушателям.
Вячеслав Гайворонский российский музыкант, трубач, композитор
Ему подвластны любые направления в джазе, классической и современной музыке. Идеальная артикуляция и виртуозное владение инструментом никогда не являлись для Чекасина самоцелью. И вся условная экстравагантность маэстро, на мой взгляд, продиктована определенной концепцией, периодически переполнявшей музыкальную ткань и требующей визуального воплощения.
Встреча с Владимиром Чекасиным для меня всегда праздник! Вечной тебе юности в любой музыке! Владимир Тарасов литовский джазовый музыкант, автор инсталляций, режиссер-постановщик
*** Володя – высший профессионал. Мастер. Он великий музыкант, великий композитор! Но у него есть еще талант, которого, может, нет ни у меня, ни у Ганелина, ни у других наших соратников, - он великий педагог. Настоящий. Вот если можно так сказать: педагог от Бога! Он настолько чувствует детей, которым он преподает, и взрослых, он настолько четко умеет направить в нужное русло процесс, чтобы ученик почувствовал и осознал, что он делает, играя музыку! У него Дар. У него потрясающий дар педагога! Скольких он научил играть – да огромное количество, почти все через него прошли, и в России и за рубежом… *** …Город Свердловск, Дом офицеров - такой круглый домик, нам сказал Гена Сахаров, что там на танцах замечательный молодой саксофонист играет. Когда мы пришли туда, меня больше всего поразили девушки в валенках, которые пытались танцевать под его музыку. Это было что-то совершенно колтрейнистское, без всяких темпов, даже намека на темп не было, девушки топтались так… А вот когда после этих танцев мы - уже с Чекасиным, вернулись в гримерки, чуть-чуть поиграли, сразу стало ясно, что это наш музыкант. И мы сразу встали и поехали… ***
*** Меня иногда смущала команда, которая была рядом с ним –девушки какие-то танцевали, потому как они были настолько все ниже классом Чекасина, что было непонятно, что они тут делают! Потому что он настолько мощен – стоит такая глыба, играет, дирижирует, на уши встает - все-равно глыба, а эти пытаются ему аккомпанировать. А в искусстве аккомпанемента не бывает, не должно быть украшений ни спереди, ни сзади. Но это было давно… Теперь у него замечательные проекты: Open communication, Диверсии в классику… ***
*** Знаете, у него есть потрясающее чувство ответственности за то, что он делает. ***
*** Владик Чекасин играет каждый день по 9 часов в городе Таллинне в музее Куму, где идет моя выставка. Замечательный Таллиннский музей, и моя последняя работа называется «Чекасин. Пять эпизодов» Пять эпизодов потому что Чекасин разнообразный, как…город Нью-Йорк. У него много граней, и если его увидеть только с одной стороны, то город можно и не принять. Так и Чекасин – это комплекс многих сущностей. И мне захотелось показать его со всех сторон: он занимается йогой, он поет, дирижирует, играет гениально на своем сопрано… *** Ну и конечно мы играли и будем играть. Как может быть иначе? Он - великий музыкант и играть с ним одно удовольствие. Лео Фейгин британский продюсер, радиоведущий BBC, основатель «Leo Records»
Меня связывают с Чекасиным потрясающие воспоминания!.. Володя дорогой мне человек, я его очень люблю, но он остается для меня загадкой.
Михаил Безчастнов кинорежиссёр, художник-постановщик, поэт
У нас побывали все, но загадочное трио Ганелина так и не появилось, обременённое зарубежными гастролями и мировым успехом. Первым из ГТЧ город посетил Владимир Тарасов и, конечно, покорил всех! Шло время, и вдруг журналист Феликс Кохрихт приглашает меня на джазовый концерт в новомодное кафе «Вечерняя Одесса». Прихожу, ничего не подозревая, после сьемок и застаю на улице Пушкинской небывалый ажиотаж! Предъявляю пригласительный и оказываюсь на выступлении ВЛАДИМИРА ЧЕКАСИНА и СЕРГЕЯ КУРЕХИНА! Все, что я знал о джазе и музыке вообще до этого, я сразу позабыл, так как попал ПРОСТО В ИНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ, и перестал быть. До сих пор ощущаю тотальную невероятность происходящего, как-будто присутствую там и сейчас! Уже тогда я нутром осознал, что реально вижу двух невероятных музыкантов, единых в рамках концерта, но совершенно непохожих индивидуально. Восторгу не было предела, ведь я просто вылетел из себя, но при этом до глубин осознал себя как личность, о которой раньше и не подозревал. Оковы пали! Свобода творить наполнила меня и заново родила! Я вышел за неведомую дверь и обратно никогда не вернулся. Да! Чудо состоялось и продолжилось уже на следующий день, где мы все повстречались на обеде у Кохрихтов, с которыми я близко дружил. Володя оказался человеком с огромным чувством юмора и самоиронии, но, главное, абсолютно лишенным всякой мании величия. Уже гораздо позже, предваряя со сцены его концерты или совместные выступления с нашими фильмами, любые мои попытки справедливого освещения Чекасинской роли в мировом музыкальном процессе немедленно переводились им в ёрничания, хохмочки и взаимные подначки.
…На следующий день, оседлав велосипеды, мы ринулись в путь вдоль одесских прибрежных склонов от 16-й станции Большого Фонтана и до Аркадии, где была дача моих родителей. На протяжении всей дороги я наивно надеялся демонстрировать красоты и местные достопримечательности, но реальность оказалась суровой! Темп велосипедной гонки, взятой с места в карьер Чекасиным, оказался для меня не под силу! Младше его на пяток лет, весьма тренированный и спортивный, я с высунутым языком едва догонял Володю на частых остановках у пляжных спортивных площадок. Там он как заведенный беспрерывно подтягивался и отжимался на всех возможных турниках и приспособлениях, а я еле переводил дух, перед следующим марш-броском. Во время одного из таких «привалов», когда он нещадно качал пресс, я заплетающимся языком напомнил Володе о вечернем концерте, и поинтересовался зачем так себя уничтожать? Ответ был обескураживающе прост! А как иначе мне физически выдерживать напряжение концерта в течение трех часов? Вот тогда мне и открылось, что Чекасин не просто одарен от природы! Он великий и ежедневный Пахарь, причем такого масштаба и в таких, казалось бы, необязательных мелочах, какого я больше не встречал нигде и никогда! До нашей встречи я прошел обычный путь своего поколения от ранних Битлов, Луи Армстронга и Дюка Элингтона до джаз-рока и симфоджаза. На концертах с восторженным ажиотажем бисировал «вечно зеленым» темам, виртуозно раскручиваемых талантливыми исполнителями. Млел вместе с другими зрителями от переполняющих музыканта чувств, когда тот томно уплывал в импровизациях, иногда постанывая или покрикивая, как Кит Джарретт от собственного кайфа, ожидая, в какие же высокие и неведомые сферы он нас сейчас приведет. И этот несказанный взаимный кайф длился бы бесконечно.
Конечно понимание пришло не сразу. Я, как и большинство людей, ждал от Чекасина доведение уже известного всем до совершенства, еще не понимая, что он не столько исполнитель, сколько композитор законченных произведений, рождаемых непосредственно перед нами. Произведений, учитывающих малейшие особенности каждого участника, от музыкантов, до разовых или случайных персонажей и, даже, разных аудиторий зрителей, пришедших на данный концерт. Поэтому все с нетерпением ждали напоследок, как он называл «РАЗВЛЕКУХУ», а именно, - сверхвиртуозных и мало кому доступных импровизаций на двух саксофонах, знакомых и милых для сердца зрителя тем.
Во время сьемок фильма «БОЛЕРО», когда Мэтр мне уже досконально разжевал математику - построение музыкальных произведений, дорогой от Киностудии, я поймал от него, как бы себе самому брошенную фразу: «Меня сейчас в музыке волнует только сжатие и растяжение пространства!» Эта загадочная фраза вертелась долго в моей голове, пока мы не оказались на «Первом фестивале авангарда» в Киеве, в 1993 году. В первом ряду я сидел с нашими, близняшками актрисами, и терпеливо слушал традиционно происходящее на фестивальной джазовой сцене. Зрители откровенно позевывали, пока не появился чекасинский квартет. И понеслось…
Об этом времени надо бы написать книгу… Я лишь ограничился немногим, чем к юбилею моего друга смог поделиться в этом формате. Много еще есть интересного и важного, что хочется сказать, краткость оказалась не моей сестрой! Но кратко отвечу на один из самых известных вопросов Двадцатого Столетия, заданный еще одним гениальным Володей: - А вы ноктюрн сыграть смогли бы, на флейте водосточных труб? Да! Живет еще в этом мире единственный на Земле человек, который может это сделать, для всех людей. Легко и свободно! ВЛАДИМИР ЧЕКАСИН – ОБЫКНОВЕННЫЙ ГЕНИЙ И МОЙ КУМИР! Владимир Толкачёв джазовый музыкант, руководитель биг-бэнда, аранжировщик, композитор, саксофонист и кларнетист
В то время мне, активно осваивающему этот инструмент, неожиданно представилась возможность наблюдать за процессом его занятий и даже самому иногда принимать в них участие, а также пользоваться редкими, но ценными советами из уст самого мэтра. Уже тогда было очевидно, насколько его музыкальный язык индивидуален и отличается от всего того, чем богат был отечественный джаз 60-х, где царила мейнстримовская трехчастность, повсеместное и поголовное эпигонство, и где исключительно единицы пытались выходить за пределы стандартной джазовой формы, за рамки предписанных стилистических клише, дерзали формировать собственный оригинальный язык.
Алексей Козлов советский и российский саксофонист и джазмен
Я был на одном из таких концертов в д/к "Москворечье" (тогда это была единственная московская площадка, где можно было услышать джаз).
Еще я вспоминаю, как "Арсенал" и "ГТЧ" были посланы Минкультом в Западный Берлин на фестиваль "Берлине Джазтаге" в 1980 году. К тому времени советские идеологи начали использовать наиболее успешных советских исполнителей как средство пропаганды, доказывая Западу таким образом, что в СССР джаз не запрещен. Помню, с каким восторгом было встречено выступление "ГТЧ" на этом фестивале. Я тогда впервые осознал, что в Германии еще со времен Второй мировой войны, мягко говоря, недолюбливают все, что связано с Америкой (достаточно вспомнить бессмысленные разрушения исторических культурных городов типа Дрездена). Но принимают лишь американский авангард, как форму протеста против преследований чернокожих в США. В этом смысле Ганелин, Тарасов и Чекасин попали в самую точку. Когда Ганелин эмигрировал в Израиль, Чекасин продолжил активную деятельность, возглавив высококлассный биг-бэнд, где проявил себя как мастер, владеющий всеми видами традиционного джаза. И это одно из редких качеств, которым обладает наш юбиляр. Андрей Разин пианист, композитор, лидер трио "Второе приближение"
Совместная программа для фестиваля (тоже в Архангельске, но только в 1996 году) была, как тогда мне показалось, уже намечена, мы оба остались довольны встречей и, провожая Володю, я спросил его: - Ну, что, на концерте будем играть что-то в этом плане? Он, не задумавшись ни на секунду, ответил с улыбкой: - Нет, конечно, на концерте мы будем играть совершенно другое!!! Владислав Флярковский российский журналист, телеведущий, обозреватель телеканала «Россия-Культура»
Просто велик такой соблазн, который возникает всякий раз, когда встречаешь человека, подобным которому хочешь быть сам, желаешь приравнять себя к нему, его к себе. И уже тебе кажется, что ты так же значителен и исполнен достоинства, как твой герой. Есть и у меня такая грёза: я так же независим, как Чекасин, я так же чуток к звукам, как Чекасин, я так же умею разговорить людей без единого слова, одной музыкой, как Чекасин, я также умею добиться многого, обходясь немногим. В искусстве, разумеется. Была пока только одна встреча, было пока только одно живое прослушивание. А ему уже 70? Ему ещё только 70! Поздравляю!!! Александр Марченко композитор, музыкант, режиссер
Это личные слова. Концерт. Помню приблизительно время. Начало 80х. Февраль, грязно, уныло. А в начале 80х бывало как-то иначе? Ну, может быть, ещё нагло было от весёлого отчаяния. Хотя присутствовали здоровая тревожность и ожидание. Зал Дома Туриста в конце Ленинского проспекта. Концерт ГТЧ. Трио. Ганелин, Тарасов, Чекасин. Помню, когда всё кончилось, я подумал – мне показали музыку. Именно показали. Спустя десятилетия, после концерта одного из участников того трио, так же сказал мне любимый человек. Она сказала - сегодня мне показали музыку. То же самое спустя 30 лет. Та музыка, в начале 80х и в конце Ленинского проспекта, была почти практически осязаема. В этом «показали» были и звук, и пространство, и цвет, и чувство. Это было больше, чем концерт или удовольствие. 4д. Или 5д. Или сколько угодно. Если это - д - после цифры всего навсего dimensional, то есть мера, значит этих мер может быть сколько угодно. Ровно столько сколько в вас возникло чувств и попыток измерений чувств в результате попадания в изменённую реальность. Это был прямой акт воспитания. В Доме Туриста. Лучше бы они назвали его Домом Путешественника. Лучше вышло бы. Потому, что это было рискованное, но заманчивое путешествие. И это было воспитание чувств. Воспитание чувств. По Прусту. Вот Мераб Махарашвили в работе «Психологическая топология пути» написал – «Для Пруста человек не субъект воспитания, а субъект развития, который обречен на то, чтобы совершать внутренние акты на свой страх и риск, чтобы в душе его вызрели эквиваленты того, что внешне, казалось бы, уже существует в виде предметов или человеческих завоеваний».
И они были прекрасны. Все трое. Ганелин, Тарасов, Чекасин. Но сейчас речь о Владимире Чекасине. Именно тогда я понял, понял для себя, и понял так – этот человек не импровизирует в том смысле, что обычно подразумевают под этим словом. Это тоньше. Это сложнее и свободнее. Это композиция. Моментальная. На лету. Петелька-крючочек. Ткань. Спустя многие годы мне сказали, что у Чекасина есть термин – оперативная композиция. Я не уверен, что это так на самом деле, ну, что такой термин действительно существует, но я глубоко благодарен Чекасину за этот подаренный мне смысл. Я верю, что он так и говорит – оперативная композиция. Это очень точно. Для меня – точно и важно. Очень просто, очень точно – но сам я не мог сформулировать. А от определения «интуитивная музыка» почему-то мутило. От какой-то неосознанности и частичной несвободы. Интуиция всё ж. Вроде как само нахлынуло, а ты уж решай. Композиция, видимо из-за присутствия волевого начала, – ближе. Но спонтанная. Реакции на уровне сверхинтуиции. Это свойство Чекасина потрясло тогда на концерте в начале 80х. И личный, бытовой, почти обэриутский театр Чекасина. Потом мне говорили, что он – шоумен. Странно говорили, и слово странное. Я про это ничего не знаю. Я знаю, что Чекасин отправлял меня к смыслам театра именно обэриутов. К «звезде бессмыслицы» – по выражению Друскина – полной для меня личных смыслов и ассоциаций, и свободы. Бесконечное пространство игры. И любопытства.
А почему его называют шоуменом? Странно, но в этом слове у произносивших слышалось – шутовство. Ну хорошо. Если шутовство, то весьма серьёзное. Высокое. Мне кажется, это очень важно – быть серьёзным шутом. Это дополнительная категория свободы. И у Чекасина она есть. Может быть, только шутом и можно попасть в зазеркалье? И как написано в одной трогательной книжке об одном одиноком музыканте – А ещё о нём говорили странные вещи. Говорили, что он играет какую-то несуществующую музыку. Что до меня, я его совсем не знаю – Владимира Чекасина. Но я его слышу. Может не так, как он хотел бы, но это уже не важно. Как мантра звучит Чекасинская саксофонная фраза из «Con Anime» – в самом начале, нервная, почти бешеная, захлебывающаяся жизнь, всего-то не больше десяти секунд, начинается тихо-тихо, потом громче и тает. Всё. Проехала. А потом, чуть позже на той же пластинке осенний звук саксофона и твёрдое убеждение, что именно об этом Кортасар сказал: «Это я играю уже завтра». А потом снова те же десять секунд мимо пронесшейся, захлебывающейся жизни. Почему внутри остаются такие вещи? На годы? Просто прошёл мимо человек. И показал музыку. Позвал. Дальше дело твоё. Хочешь – отправляйся в путешествие. На поиски того зазеркалья, показанного тебе однажды «оперативным композитором» Владимиром Чекасиным. А не хочешь… Впрочем, разве у тебя есть выбор? Несколько лет назад, вместе с немногочисленными друзьями мы придумали спектакль. «Бриколаж». Очередная попытка исследовать личные ассоциации музыкантов, актёров, художников с помощью театра, музыки, звука, света, самого театрального пространства и дать возможность свободной трактовки результатов этого исследования зрителям и слушателям. А что мы ещё можем? Среди друзей-создателей была нежно любимая Аня Чекасина. Мне показалось это неслучайным совпадением. Мы все принесли в эту работу то, что вероятно позволило хотя бы на секунду заглянуть в личное зазеркалье и «показать музыку», «услышать» театр. И для меня завершился важный этап жизни, история, завязавшаяся на концерте в начале 80х и в конце Ленинского проспекта, в Доме Путешественника, неловко названным кем-то Домом Туриста. Или всё началось ещё раньше? Может быть начало в первых десяти секундах пластинки «Cоn Anima», в десятисекундной бегущей саксофонной жизни Владимира Чекасина? Ну что тут скажешь? Спасибо за уроки. Интересно, что там дальше. Владимир Фейертаг советский и российский музыкант и музыковед, крупный специалист в области джаза
Владимир Чекасин — это, вообще, явление, потому что в восточно-европейском джазе он самый классный профессионал, создавший джазовую школу в республике, которая не так уж к этому была расположена. Это — первая заслуга Чекасина, она проявилась в последние годы, но она первая.
Название это — очень условно, я его не люблю, потому что оно имеет «военизированное» значение, но и фри-джаз тоже не скажешь про них, потому что в принципе это было трио, в котором Ганелин был идеологом. Всегда было видно, что Чекасин стремился вырваться из рамок, продиктованных Ганелиным, человеком дисциплинированным и с чувством формы, и когда трио уже состоялось и утвердилось, Чекасин стал предлагать свои собственные программы с другими музыкантами, в том числе, с молодыми литовскими партнерами.
Чекасин выступал на всех фестивалях «Осенние ритмы», я понимал прекрасно, что такую музыку надо слушать, потому что все, что он делает - очень интересно и профессионально. Другое дело, что можно не соглашаться с его эпатажем и стремлением к театральности — мне чуждо все, что не относится к музыке. А Володя любит ломать стереотипы и шокировать публику, и он допускает такие вещи, которые я бы не принял. Но во имя нашей публики и музыки я проявлял толерантность. Я всегда считал; уходите, если вам не нравится. Для меня вся эта новая импровизационная музыка была такой необходимой одноразовой инъекцией. Слушать на пластинке ее не интересно, к тому же Чекасин был сторонником подчас очень дерзкого видеоряда. Я не был большим поклонником таких шоу, но у него были свои многочисленные фанаты.
Лично мне такая незашоренность этого угрюмого человека, которого зовут Владимир Николаевич Чекасин, всегда нравилась. Он вообще-то не очень коммуникабелен, на мой взгляд, и ему по-настоящему не хватало эффективного менеджмента. Сам он был плохим продюсером, но в восточноевропейской музыке он был самым сильным музыкантом и мог сделать массу международных проектов, если бы за ним был хороший импресарио. В конкуренции с музыкантами восточной Европы без хорошего менеджмента шансов пробиться нет. Он окунулся в педагогику и добился огромных успехов. Володя, хоть и авантюрист по натуре, но еще и осторожный, немножко прагматик, где-то приземленный, а в душе - философ. Он производит впечатление человека, замкнутого и мало знающего, но на самом деле он - энциклопедия. И все это в одном человеке – насколько противоречив может быть человек!
Я представлял большие концерты Курехина в Ленинграде в Концертном зале «Октябрьский». Он вытворял, Бог знает что, все стояли на ушах! Такое представление, очевидно, должно было закончиться чем-то невероятным – или обрушиться потолок или что-то произойти, чтобы все встали и начали обниматься в порыве счастья. И тут я понял, что Чекасин был бы очень кстати. А без него этот разгул эпатажа закончился ничем, люди уходили разочарованными. Время расставляет все по своим местам, и оно поставило Владимира Чекасина в ряд создателей русской авангардной музыки. Он из тех музыкантов, которые являются такими звездами, которые еще очень долго будут светить, прокладывая дорогу новым и новым джазовым музыкантам. Леонид Чижик джазовый пианист и композитор, заслуженный артист РСФСР
Володя - художник. Не просто джазовый музыкант, а именно Художник. Джазовых музыкантов много. Много замечательных, выдающихся музыкантов. Но быть художником, по моему мнению, это особый Дар, особый Статус.
И именно эти его качества - человечность, сострадание, подарили мне Друга. Будь здоров, дружище!
Всегда твой – Л. Чижик Саин-Хоо Намчылак легендарная тувинская певица
«По сюжету моего рисунка "Поздравление юбиляру" Чекасин своей музыкой как бы воспроизводит мой "автопортрет".
Алексей Круглов саксофонист, композитор, поэт, постановщик и организатор
Мы безмерно благодарны Владимиру Николаевичу за поддержку! Важно, что у нас сохраняется преемственность. Чекасин внёс огромный вклад в создание нового направления в искусстве с его оригинальным языком и стилем! И мы стараемся продолжать этот путь! Спасибо Вам, дорогой Владимир Николаевич, что Вы есть! Мы Вас любим! Рад гимн? И рек сакс - ни
Дмитрий Ухов журналист, продюсер, председатель Московской ассоциации джазовых журналистов
Владимир Чекасин восстанавливает единство мира: «Аквариум» и Диаманда Галас, Поп-механика С. Курехина и «Диверсии в классику».
Хотя Чекасин, по сравнению с тем, каким джазовый мир узнал его позднее, играл и держался на сцене весьма академично, стало ясно, что в истории нашего - а, может, и мирового - нового джаза произошел настоящий переворот. Дальнейшая пятнадцатилетняя история трио «Ганелин-Тарасов-Чекасин» - предмет отдельного разговора. Вот лишь один намек на ГТЧ как единое целое: эпизод, который начинается с 24:30 минуты на первом же альбоме Catalogue (Live In East Germany) фирмы Leo Records Он кочевал из одной программы ГТЧ в другую по мере надобности и, позднее, будет издан в другой версии на диске Encores.
…Первые признаки того, что все трое из ГТЧ рано или поздно пойдут своим путем было очевидно уже с начала 1980-х. Документальное доказательство: двойной альбом советской фирмы «Мелодия» со звуковой хроникой фестиваля «Осенние ритмы-83»: первая пластинка заканчивается отрывком из выступления ГТЧ, вторая – нового квартета Владимира Чекасина. И еще год-другой Ганелин, Тарасов и Чекасин все больше играли в дуэтах и соло. И с собственными коллективами. А в 1986 году официально распались.
Сначала - ностальгия по единству
Журналисты, конечно, ткнули пальцем в небо, но попали в точку, когда назвали Петра Мамонова – шаманом рок-музыки, а Чекасина - джаза. Чекасин даже изобразил «первобытное» горловое пение в «Гранд-сонате» с выдающимся академическим пианистом, одним из знаменитой музыкальной династии Генюшасов - Пятрасом. Не случайно же в проекте «Диверсии в классику» литовскому классику Чюрленису противопоставляется классик венгерский Барток. А Барток, как известно, весьма интересовался уральским происхождением своей нации… Собственно, между этникой и классикой у Чекасина может быть вся музыка мира. Ну, скажем, такая же «праисторическая» как и баскский язык – музыка с баском Бенатом Ачиари или наши «Дворовые песни», так пока и не увидевшие света из-за того, что «Мелодия» вовремя не смогла наложить уличные шумы.
Но между мифом и ностальгией по мифу лежит не только и даже, порой, не столько музыка. Но и пластика - от пантомимы до танца модерн, мультимедиаи собственного пения. В сущности, об этом же говорит и сам маэстро Чекасин в свойственной ему дадаистской манере, чтобы не сказать – с иронией, когда называет свой проект «Скромное исследование извечных состояний художника». Ключевое слово здесь - извечные, каким бы ироничным оно не казалось. А извечен в нашей цивилизации (культуре?) только миф. Та «картина мира, которая складывается, вместе с языком (логосом) и пронизывает всю нашу историю» (Бронислав Малиновский). «Акции» Чекасина на музыкальной сцене – это «мифологики» (Клод Леви-Стросс); это превращение любого «сырого» в «приготовленное»...
…К «Аквариуму» тогда подключилась Валентина Пономарева, замаскированная, как только можно, в длиннополый черный плащ, густой грим, темные очки - большинство публики ее не узнало. И – да! - маэстро Чекасин. В сером комбинезоне сантехника или электрика он появлялся откуда-то снизу - из люка на сцене или из глубины зала. Нарочито лишенный своих свойств «серый человек», этакий крысолов из Гаммельна со своей первобытной прамузыкой… (Исполняли, между прочим, и «Электричку» Виктора Цоя). Александр Липницкий вообще считает этот концерт рождением Поп-Механики. Первобытное состояние синкретизма, когда искусства еще не отделены ни от всего остального познания, ни друг от друга. Именно это единство мира и восстанавливает Владимир Чекасин: так же, как на протяжении всей своей истории это пытается делать – опера. Недаром ее называют «синтетическим» жанром. И недаром театральная критика назвала один из последних крупномасштабных и тщательно разработанных в музыкальной партитуре проектов маэстро Чекасина арт-опера «Жизнь человека» по Леониду Андрееву труппы «Театр-Театр» - «тотальным театром» (хотя, кажется, определение это самим постановщикам не нравится). Но по идее все правильно: драматические актеры и поют, и танцуют (но это, все-таки, не мюзикл). Да и сам Чекасин – весь такой: что нельзя сыграть будет им спето, сыграно мимикой, жестом, движением по сцене… Не случайно, Алексей Баташев определял амплуа ГТЧ так: «сказочный принц» – Тарасов (ударные - а ударники и правда, всегда в центре внимания, как говорится - по определению), «от автора» - почти резонер Ганелин и, наконец, …шут, почти что Иванушка-дурачок – Чекасин. Но – добавим - из тех шутов, чьими устами глаголет истина… И вообще: там, где в титрах значится Чекасин, там, казалось бы, даже его ремесло - за кадром и в кадре - всегда больше, чем просто музыка. Название «Такси-блюз» всем известно и говорит само за себя, к тому же автор музыки и сам появляется на экране. Как и «Посредник» - трехсерийный телефильм Владимира Потапова, созданный явно под влиянием «Сталкера» Андрея Тарковского. И дело даже не в том, что среди персонажей в эпизодах вроде появляется некто – музыкант. А в том, что финальные титры разрываются продолжением лейтмотива из саундтрэка, но сыгранным квартетом маэстро Чекасина из музыкантов во фраках и цилиндрах, то есть стилизованных под некое кабаре-варьете. «Картину делает картиной рамка, её обрамляющая» (Э. Гуссерль).
Или еще один термин Чекасина - «оперативная композиция». Он употребляет его наряду, а то и вместо. казалось бы, неизбежного - «импровизация». Одна из ее составляющих частей - Open Communication. Значение Чекасина – шире импровизационного джаза. «Его деятельность кажется нам его вторичным открытием» (парафраз - намеренный). Те, кто бывал на концертах еще ГТЧ, конечно, помнят, как на бис выходил Чекасин все в той же маске шута, царям с улыбкой правду говорил, и на двух альт-саксофонах играл то, что публика считала рок-н-роллом. На самом деле, это скорее ритм-энд-блюз, то есть общая территория джаза и поп- музыки. Вот типические места (термин фольклористики) из джазового обихода в оболочке темы Дюка Эллингтона «It don’t mean a thing if it ain’t got that swing» (без свинга, это ничего не стоит), но аранжированные все в том же ритм-энд-блюзовом стиле. Принимая, как правило, за рок-н-ролл, публика не замечает всей его - интертекстуальной многослойности под видом легкого развлечения, поп-музыки, эстрады, как у нас раньше говорили. И - тем не менее:
Для Чекасина - афроамериканская джазовая эстетика (чтобы не сказать - мэйнстрим) - лишь часть общей концепции оперативной композиции. Хотя – со своими биг-бэндами он прекрасно вписывается и в современный Мэйнстрим (из записанных программ - «А можно ли так?», совместная работа с Константином Петросяном, Татевик Оганесян и Биг-бэнд Владимира Чекасина «Концерт для голоса и оркестра»).
И евроджаз – в смысле его авангардная, фри-джазовая составляющая – тоже еще далеко не всё! Самый полемический пример: Workshop Freie Musik 1983, то есть Фестиваль фри-джаза в западном Берлине, организованный аудио-фирмой FMP. Финалом фестиваля должно было стать гала-представление чуть ли не всех участников, включая музыкантов с той стороны Стены - легендарных братьев-тромбонистов Бауэр из ГДР и наше ГТЧ. Не говоря уже о мировой сборной команде самых лучших музыкантов «свободного джаза» от афроамериканца Уильяма Паркера и хорошо у нас известных западных немцев Петера Ковальда и Петера Броетцманна. А также - британского тромбониста Алана Томлинсона и даже вокалистки Диаманды Галас на пике ее «демонической» славы (благодаря распространению первых видеомагнитофонов), но на самом деле - абсолютно адекватной новоджазовой пианистки. Руководство заключительным парадом-алле было поручено Владимиру Чекасину. В результате отзывы западногерманских критиков свелись к констатации факта: «пока русские играют свою музыку или солируют – все в порядке». Но в последний вечер, когда взаимодействие осуществлялось через оркестровую композицию Владимира Чекасина, все выглядело почти что благопристойностью. Что ж, ради солидарности пришлось идти на риск (Risiken der Solidarität). Комментарии вообще-то излишни: для Чекасина – свободная фри-джазовая импровизация – лишь частный случай спонтанности, той самой оперативной композиции.
Ностальгия в наш быстротекущий век - тоже нечто большее, чем просто некая тоска: ностальгия это – «когда-то мы что-то любили, я имею в виду в музыкальном смысле, конечно… Потом прошло много лет, а мы сейчас пытаемся любить, а любить, может быть, и не можем…». Это - мотто, эпиграф, который произносит Чекасин, как всегда, почти неразборчиво, без какой-либо особой интонации. Так, как будто проверяет микрофоны или отдает последние технические указания своим музыкантам… Конечно, это ностальгия по утраченному единству мифа всей музыки мира, той, которая предстает перед слушателем – преимущественно этнической, танцевальной - от нарочито неопримитивистского ритм-энд-блюза до фламенко и нашей бытовухи – цыганщины и фрейлехса. Но музыка, опять же, больше чем звуки. Конечно, мы догадываемся, что без чисто человеческой, личной составляющей «Ностальгия» была бы совсем другой. Однако же, надличностный смысл «Ностальгии» - это, может быть, и не осознанная маэстро, аллюзия к ее архетипу. А архетип этот, конечно же, балет «Весна священная» Игоря Стравинского, в основе своей – тоже танец. (как напомнил один теолог: и любой марш – тоже). В этом ряду надо вспомнить и чекасинское же «Болеро с эмоциональным пережимом», и почти спектакли с Группой пластической импровизации под руководством Олега Киселева, и, еще раз, – пантомиму самого Чекасина на сцене. Жаль, потенциал актера так и не был востребован, несмотря на несомненно удачные его появления на экране. …После мотто, первая же каденция саксофона Чекасина - почти вступительное соло фагота, открывающего балет Стравинского, основанного как известно, на литовской народной песне. И потом, как Стравинский – в неоклассицизм, то есть тоже своего рода ностальгию, маэстро Чекасин долго разрабатывает - нет, не неоклассицизм, а авангардную неостилистику. Но не по принципу карнавала, как Поп-механика Курехина (определение самого В. Чекасина), в которой вся драматургия - столкновение, казалось бы. несовместимых составляющих (это легко увидеть в документальном фильме Николая Обуховича «Диалоги»). А в динамике - ностальгии по утраченному синкретическому мифу, синтетическому спектаклю, если угодно. Вспомним: Чекасин фактически отметил свой юбилей на год раньше -25 февраля 2016-го года. Уже упоминавшимся «Скромным исследованием извечных состояний Художника», только персонифицированным в образе борьбы за лидерство двух муз - двух певиц артистического подсознания – саксофонистки Анны Королевой и скрипачки Анны Чекасиной. Маэстро назвал свой концерт в ЦДХ рискованно - «Неюбилейный концерт 69». И построил оба отделения фактически на деконструкции все того же ритм-энд-блюза. Маэстро как будто предвидел, что юбилейные «Диверсии в Чекасина» пройдут без его непосредственного участия. «Сегодняшний день – это завтрашняя ностальгия» … А вы задумывались о том, что название «Ностальгия» буквально одновременно дали своим произведениям маэстро Чекасин и Андрей Тарковский? Памяти Андрея Тарковского классик мирового авангарда Луиджи Ноно посвятил одно из последних своих законченных сочинений (с неофициальным подзаголовком Nostalghia). Оно называется по-испански (вроде бы это указатель где-то в монастыре в Толедо): No hay caminos, hay que caminar... Andrej Tarkovskij: «Пути нет. Но надо идти вперед!» Анна Королёва джазовая саксофонистка, пианистка, вокалистка, композитор
Лена Василек поэт, композитор, певица
Его простота и непосредственность просто поражает. С Володей всегда очень легко работать, он умеет не обижаться, не замечать глупых мелочей, и все участники его проектов становятся с ним как–будто еще талантливей и ярче! С удовольствием вспоминаю съёмки художественного фильма «Свадьба», ставшего лауреатом фестивалей в Каннах, «Окно в Европу», «Золотой Овен» и «Созвездие». Эти две недели съёмок, уроки и наставления великих мастеров – режиссера Павла Лунгина и Владимира Чекасина, композитора фильма, – невероятно помогли мне в моей дальнейшей творческой судьбе. Я от всей души хочу поблагодарить Владимира Николаевича за тот яркий свет, который он излучает по жизни. Этот свет несёт людям неизъяснимую радость. Многие поколения джазовых музыкантов творят и будут творить в лучах этого света! Долгих лет жизни Тебе, мой любимый Учитель, здоровья и творческого вдохновения! Борис Гребенщиков поэт, музыкант, композитор, певец
Одно дело – группа Ганелин-Тарасов-Чекасин, классика русского нового джаза второй половины 20-го века. Другое дело - Владимир Чекасин, одинокий ронин авангарда, которому тесно в любых рамках. Я помню их выступление с Курехиным на крохотной сцене ленинградского Клуба Современной Музыки. Вернее - не помню, потому что запомнить это принципиально невозможно: за пределами возможного. Со мной просто случился приступ хохота длиной в концерт.
После чего я полюбил его навсегда. Я слушал его из зала; мы играли с ним как с гостем Аквариума, записывали с ним и Курехиным альбомы (вернее, они записывали, а я наслаждался процессом исследования - как далеко можно зайти и что делать, если хочется зайти ещё дальше).
Он сыграл, посмотрел на уничтоженных критиков, собрал саксофон и ушёл. Таким я его и помню. Многая ему лета. Ефим Барбан журналист, джазовый музыкальный критик, теоретик джаза
Однако выход есть: в моих «Джазовых портретах», изданных в 2010 г., - небольшой портрет Чекасина. Общий тон этого мини-эссе вполне благожелательный:
Сквозь эстетику фри-джаза в импровизациях Чекасина явственно проступает его посконно-боповая родословная. И в блестящей инструментальной технике, и в особенностях фразировки слышатся отголоски паркеровской риторики. Так что его трудно обвинить в культурном и джазовом беспамятстве. Чекасину не откажешь и в высочайшем артистизме, и в бьющем сквозь его эксцентричность, эмоциональный пароксизм и черный юмор интенсивнейшем свинге. Сам он полагает свою музыку чем-то вроде палки, которой пытается разворошить филистерский, буржуазный муравейник, противопоставить ханжеским предписаниям мещанского образа жизни и этоса поступь свободного человека и ценности, независимые от социальной суетности.
…После противоестественной кончины еще не израсходовавшего свой художественный ресурс трио ГТЧ Владимир Чекасин впал в постмодернистский транс и до сих пор продолжает сорить годами и талантом. Александр Кан ведущий эксперт в области новой музыки, продюсер, обозреватель русской службы BBC
В 1979 году по инициативе Ефима Барбана мы открыли в Ленинграде Клуб Современной музыки, и я стал его председателем. Клуб был центром всей «новой музыки» страны, и играть к нам приезжали все. Трио Ганелина, как мэтры и официально тарифицированный состав, до нашей скромной клубной сцены не опускались, а вот Чека (так его тогда называли) при первой же возможности рвался в бой. Ростки только начинавшегося тогда разлада его с Ганелиным становились все более очевидными, бурная энергия рвалась через край, и он искал любого места ее приложения. Наш КСМ стал для этого идеальной площадкой. Приезжим музыкантам мы могли предложить самый что ни на есть минимум обеспечения: билет на поезд туда и обратно, и диванчик у кого-то из нас в доме. Чекасин нередко останавливался у нас с женой в скромной однокомнатной квартирке на самой ленинградской окраине.
Бытовая неприхотливость, зато, с лихвой компенсировалась безудержными эксцессами на сцене. Благо, сцена была и – что в советских условиях было огромной редкостью и огромной ценностью – сцена практически бесцензурная, бесконтрольная, на которой можно было вволю экспериментировать, пробовать искать новые формы и просто «оттягиваться», не опасаясь ни строгого, недовольного ганелинского ока, ни - до поры, правда, возможных претензий и давлений со стороны в других местах почти неизбежного худсоветовского контроля. И еще был не менее, если не более неудержимо-безумный соратник-единомышленник, готовый мгновенно подхватывать любые чекасинские идеи и предлагать свои, зачастую еще более радикальные. Сергей Курехин тогда, так же, как и Чекасин Ганелиным, тяготился своим чрезмерно, на его взгляд, серьезным и академичным партнерством с Анатолием Вапировым. Их носило от крайности в крайность – от безумного, ничем не сдержанного спонтанного импровизирования до спорадического и неизменно ураганного появления Чекасина на сцене Ленинградского Рок-клуба или в редких, но ярких вылазках в Москву в составе «Аквариума», в котором Курехин тогда служил клавишником. Чекасин стал привозить в Ленинград своих учеников, составивших впоследствии цвет литовского джаза: Петрас Вишняускас, Витас Лабутис, Гедиминас Лауринавичус и многие другие. Но главное – на небольшой сцене КСМ Чекасин впервые воплотил свои идеи синтетического театрально-музыкального шоу, которое и стал тем зерном, из которого буквально спустя несколько лет и выросла курехинская «Поп-механика». Невозможно забыть то безумство, которое творилось в роскошном зале бывшего княжеского дворца на Галерной улице, где в 1986 году режиссер Николай Обухович снимал «чекасинский» кусок, своей картины для вполне официального фильма Ленинградской студии документальных фильмов «Диалоги».
Мне, признаться, нередко хотелось, чтобы Чека отошел от шоу и вернулся к джазу, к своему непревзойденному мастерству, страсти и энергии джазового саксофониста. Но художник выбрал свой путь. На этом пути он, как никто на нашей сцене, расширил музыкальные горизонты, сумел создать свою школу и оставить свой след везде – от камерных, тщательно выверенных составов, до джазовых биг-бендов, до мультимедийных танцевально-музыкальных шоу, до музыки к кино. С днем рождения и долгих тебе творческих лет, дорогой друг! Гядеминас Лауринавичус, Витаутас Лабутис, Леонидас Шинкаренко Гядеминас Лауринавичус – ударные; Витаутас Лабутис – саксофон;
Головой Ты нам кивнул…
Лёнгинас, Сёма-Гядас, Витянис Пятрас Вишняускас литовский музыкант, саксофонист, композитор
Как будто один день прошёл. Трости, саксофоны, кларнеты, самолёты, поезда, гостиницы, города, страны и сцены, сцены, сцены... И всё это для того, чтобы часик сыграть. Наверное, это и есть праздник! Здравлю и обнимаю!
Petriukas Дмитрий Дибров российский журналист и телеведущий, музыкант
А Вот Владимир Николаевич то как раз джазмен. Посмотрите, как он начинает любое свое выступление. Он начинает свою работу в виде легкого разговора, так что кажется, что то, что сейчас прозвучит и слушать не обязательно даже. Но это только так кажется. На самом деле за этой непринужденной беседой, которая происходит на сцене во главе с Владимиром Николаевичем Чекасиным стоит титаническая многолетняя работа. И не только по освоению джазового инструментария. А в основном, мне кажется, это глубокая аналитика, которая происходит в его благородной лысой голове по поводу всего, что он видит и слышит.
Это, кстати, еще связано с исключительным умом профессора Чекасина. Я могу так говорить, так как я внук известного джазового барабанщика времен социализма и мастера по изготовления барабанов Константина Дмитриевича Колесниченко. Поэтому я могу судить о том, какие разговоры среди музыкантов, где я обитал с детства, ходят друг про друга. Музыканты редко подозревают в себе какой-нибудь особенный ум. Они так о себе и говорят: лабухи. «Что ты нам говоришь? Ты напой, а мы сыграем. А так – что рассуждать!»
Все это откладывается и выливается в невербальную форму, каким является звук. Может быть в этом и подвиг Владимира Николаевича – то что можно описать словами Чекасин отливает в то, что словами описать нельзя. Хочется поздравить искренне Владимира Николаевича с семидесятилетием.
Я не сомневаюсь, что времени у Владимира Николаевича еще впереди - вагон и маленькая тележка. И уверен, что еще много десятилетий этот замечательный музыкант будет радовать нас своими синкопами. На сайте использованы фотографии П. Корбута, А. Забрина, А. Александравичуса, В. Манакова, а также взятые из открытого доступа в интернете и из архивов музыкантов. |
Конец 70-х или начало 80-х, я - аспирант пермского политеха приехал в родную Одессу, где мои школьные друзья, уже закончив театральный, работали в одесском театре:
Авангард никогда не был тем, чем я серьезно занимался, и единственный музыкант, с кем я играл такую музыку с интересом, был Владимир Чекасин. Несколько раз играли с Володей Тарасовым, но я бы авангардом это не назвал – просто джазовые номера. А вот с Чекасиным это были авангардистские театральные шоу, которые я прекрасно помню и которые доставляли мне откровенное удовольствие. И я годов отклонить любое коммерческое предложение ради настоящего искусства, предпочитая участие в Володиных проектах.
И участвуя в его программах, и приглашая его на свои джазовые фестивали, а Володя делал театральное представление в зале Чайковского на моем фестивале, которое называется «Джазовая коллекция», используя по моей просьбе боди-арт, я смотрел как это все препарируется – иногда в ироническом, иногда в трагическом, иногда в саркастическом плане. А иногда через сарказм сквозила трагичность, через иронию – печаль. И это мало кому свойственно, и не все это могли разглядеть. Это надо увидеть у Чекасина - такую Босховскую картину. Мне именно Босх часто приходил на ум, когда я участвовал в его проектах. В этом плане Володя, конечно, фигура уникальная…
И вот, казалось бы: после некоторого времени работы с Володей я уже предполагал течение будущих концертов, зная способ мышления Чекасина, его стилистику, но это не значит, что мои предположения оправдывались! Я бы сказал, что я угадывал в лучшем случае половину, а в другой половине Володя мне вот эту «ожидаемую неожиданность» успевал устроить…
Я очень счастливый человек.
Владимир Чекасин — музыкант, который может все.
В ГТЧ Владимир Чекасин всегда был доминирующим эмоциональным нервом трио. И сейчас, независимо с кем играет он, кульминационный накал принадлежит только ему, даже если он этого и не хочет.
Чекасин - великолепный, гениальный музыкант, мыслящий не просто свободно, а, что самое главное, самостоятельно мыслящий. Он – созидатель. И вот столько, сколько будет существовать история джазовой музыки, он в ней будет. Я знаю его давно и давно люблю, он - великий человек и изумительный музыкант! Для меня, по крайней мере. Чем больше я играю, чем больше общаюсь с ним, тем больше понимаю, что значит его талант. И с такой жалостью смотрю на таких людей, которые говорят: «А кто такой Чекасин?» Да они просто не понимают, что он делает…
С Чекасиным никогда не скучно. Мы с ним играли в разных составах, дуэтом много играли. Я и не играю, когда мне скучно. Как меня научили мои друзья американцы – не ходить там, где не надо ходить. Меня многие приглашают, но послушав их, я понимаю: маловероятно, что мы найдем тему для разговора - на сцене, я имею в виду. А с Владиком даже момента не было такого, чтобы было неинтересно! Были другие саксофонисты - пробовали его заменить в трио, мне было скучно и неинтересно. Потому что я все время сравнивал всех их с Чекасиным. Я его могу сравнить только с такими музыкантами, с которыми мне посчастливилось играть, как Энтони Брэкстон, Ларри Окс. Это определенный класс, и Чекасин в их числе.
Художник – существо неуравновешенное. Напряг, постоянная пружиночка внутри, понимаете? Кто-то считает Чекасина ненормальным, клоуном, который и не играет вообще. Но тут вспоминается великий Дмитрий Александрович Пригов, который дарил нам маленькие такие штучки: «Перед тем, как говорить о нас, подождите: а вы сами что делаете?» Это, кстати, во всем мире так. Иногда начинаются разговоры у обыденной публики, которая ходит за ручки в зоосад: это же – сумасшедший! Не-е, ты нам Моцарта сыграй! Забывая, что кому-то же надо сыграть «ноктюрн на флейте водосточных труб». И вообще, капанье дождя – это музыка или нет? Для меня - музыка, а для кого-то я выгляжу сумасшедшим…
Жалуются, что он – диктатор на сцене, не дает играть? Да Чекасин просто не хочет быть в роли паровоза. Если он понимает, что идея не развивается в данный момент, он ее тут-же перехватывает и развивает! Понимаете, «ямы» в искусстве непростительны, тем более в музыке. Когда вот что-то происходит, длится и вдруг - ничего нет. Конечно, здесь берешь эстафетную палочку в свои руки, и пусть они там бегают сзади по сцене. Догонят – хорошо, не догонят – их проблемы. И никто не будет ждать, и подыгрывать не будет. То, что мы сейчас играем, это – гобелены: каждый из нас имеет свою линию в звуковом ковре. Так что, медлить и ждать в оперативной композиции невозможно – все остановится.
Встреча с Чекасиным однозначно перевернула мою жизнь, и направила по другому руслу. А произошло это так. Я работал тогда на Одесской киностудии художником-постановщиком. За моими плечами уже было фильмов десять, включая и «Место встречи изменить нельзя» В Одессе тогда бурлила творческая атмосфера, открылся джазовый клуб, который стал регулярно проводить фестивали, куда съезжались звезды и теоретики советского джаза.
…Тогда у Феликса Кохрихта мы много смеялись. Володя по-доброму подначивал Курехина, величая «пислюкасом», а Сережа с юмором рассказывал, как его с ленинградского чердака машина американского посла провозила на джем-сейшн с Чиком Кориа мимо растерянных гэбэшников. Там я впервые услышал от Чекасина, о новосибирских масштабных проектах, когда на стадионе играли, маршируя и повинуясь его дирижёрской палочке, аж четыре «Биг Бенда».
Но… появился Чекасин. И всю эту сладенькую магию разрушил для меня навсегда. Думаю, поэтому, многие музыканты, даже признавая Володины гениальность и талант, тайно или явно его ненавидят, потому что на Чекасинском фоне становятся мистификаторами или дилетантами, не способными прорваться и вылететь сквозь себя в небеса обетованные. (Такую же почти подсознательно неосознанную зависть и скрытую недоброжелательность «друзей» и, особенно, «соратников» по цеху, я наблюдал по отношению к Володе Высоцкому. Масштаб его личности сразу высвечивал реальную значимость каждого и низводил с «надутых» пьедесталов!)
Меня поначалу удивляло, и что греха таить, как многих раздражало, нежелание Чекасина томно следовать за ведущей его мелодией, сладко прикрывая глазки, чтобы отплывать в загадочные дали! Пока не понял, что это он - властитель мелодии, музыки и пространства, а не они по–хозяйски, направляют его! Он не шел за эмоциями, которые рождало его чувство! Володя с математической точностью их конструировал и в нужные моменты разбрасывал в зал.
На зал обрушилась мощная волна завлекающих звуков и сразу встряхнула и уловила зрителей! Потоки почти диссонансных, деструктивных какофоний, буквально вжимали людей в кресла. Становилось все меньше воздуха и пространства, чтобы слушать, дышать и жить! И вот, на пределе возможностей, когда уже не было мочи терпеть, из кромешного ада басовых импровизаций вдруг, но по точному расчету гениальности, сама собой образовалась и выплыла Божественная мелодия, расширяя и наполняя собой сердца! Меня прорвало слезами катарсиса, весь наш ряд откровенно рыдал, то же происходило и с остальным залом, который просто безумствовал! «Так вот что такое реальное сжатие и растяжение пространства в Чекасинском исполнении!» - разом пронзило меня. Не утирая слез, я подошел к Молокоедеву, который играл с Володей на рояле, а на репетиции получал от строгого учителя бесконечное число окриков. Видя мое состояние, Олег только и сказал: «Да! Он Гений! Вот так происходит на концертах всегда и в любой точке мира!»
Я, вероятно, один из немногих, кто стал догадываться о гениальности юбиляра лет этак пятьдесят назад, когда он был практически никому не известный музыкант из уральского города Свердловска, где средь местных знатоков имел репутацию «неплохого саксофониста».
В любом виде искусства создание индивидуального стиля является художественным подвигом, а человек, отважившийся преодолеть, так сказать, тиранию стереотипа, совершает акт эстетического героизма. Так и наш юбиляр - человек со своим лицом в искусстве, создавший собственный оригинальный стиль, может по праву считаться такой героической личностью, обеспечившей себе самое почетное место в пантеоне российского импровизационного искусства. И только то незначительное обстоятельство, что юбиляр не родился в Америке, не позволило обеспечить ему мировое признание, которого он, несомненно, заслуживает.
Стоит так же напомнить, что его участие и его роль в знаменитом трио ГТЧ в немалой степени способствовали тому, что этот единственный из существовавших у нас коллективов стал не только ансамблем высочайшего международного уровня, лидером отечественной джазовой сцены, но и значительной вехой мировой джазовой эволюции. И как Бах своим «искусством фуги» исчерпывающе продемонстрировавший возможности полифонии, так ГТЧ подвел своеобразную черту под понятием «джаз свободной формы».
Нам же остается только радоваться, что посчастливилось «жить в эту пору прекрасную», наблюдая, осмысляя захватывающие, непостижимые формы, посредством которых реализует себя гениальная художественная воля, а также пожелать нашему юбиляру здоровья и сил осуществить все свои выдающиеся замыслы, помня, что он, как любая гениальная личность, не принадлежит в полной мере самому себе - он принадлежит истории.
Я высоко ценю тот вклад в советскую музыкальную культуру, который был сделан В. Чекасиным совместно с трио "ГТЧ". Надо было обладать большим мужеством в те времена, чтобы бросить вызов нашей джазовой общественности, включая подавляющее большинство критиков, джазменов и слушателей. Вспоминаю, с каким возмущением было встречено их появление в Москве.
Публика оказалась неготовой к тому, что музыканты делали во время сюрреалистического спектакля. Тарасов вообще спал на диванчике, накрывшись пледом, почти до самого конца представления. На сцене были декорации некоей комнаты. Все это, включая и саму музыку, было непривычным для московской джазовой элиты. Дело в том, что еще в 1968 году, когда я создал квартет с А.Пищиковым и В. Васильковым, начав исполнять атональную музыку О.Коулмена и Д.Колтрейна, в джазовом лексиконе впервые появился такой термин как "собачатина". Нас даже не включили в состав участников Московского джазового фестиваля "Джаз-68" по этой причине. А появление "ГТЧ" с театрализацией "собачатины" вообще вызвало благородный гнев ревнителей традиций.
С удовольствием вспоминаю мое знакомство с Чекасиным. С Володей сыграно десятки совместных концертов в разных составах - от секстета до дуэта, который "случился" недавно на фестивале «Дни джаза Владимира Резицкого 2016» в Архангельске.
Мы встретились в моей квартире на Павелецкой, долго слушали что-то чекасинское, моё, чужое, музицировали, общались, пили кофе. Для меня Чекасин, естественно, был человеком-легендой, одним из ГТЧ, каким-то странным, загадочным гением. В процессе слушания, музицирования, выпивания (только кофе!) он стал как-то незаметно таким приятелем-коллегой, музыкальным партнером, которого я знаю уже многие годы.
Я причисляю Владимира Николаевича Чекасина к той категории людей, для увлечения которыми достаточно одной встречи. К той категории музыкантов, чьё исполнение сразу попадает в "избранное", достаточно одного прослушивания. Хотя, кто я такой, чтобы причислять и оценивать? Да никто.
Про Чекасина
Концерт ГТЧ в общем и Владимир Чекасин в частности - для меня это было человеческое завоевание. Я с удивлением обнаружил, что уже существует внешне то, что живёт где-то далеко внутри меня и только ещё ищет хоть какой-то возможности выразиться. Они выразили. В виде звука, в виде музыки, в виде театра, в виде … трудно выражаемого словами, текстом. Они воспитывали меня. Я был субъект развития.
А когда про Чекасина в то время писали, одним из главных слов было – полистилистика. Мне не нравилось определение. Казалось – всё полистилистика. Ну и что? Потом подумал: полистилистика, доведённая до стиля. Как китайская кухня. Ингредиенты самые удивительные. Конечный продукт совершенно гармоничен и нов, и предельно индивидуален. Истоки настолько переработаны, что уже не опознаются. Если только впоследствии. Как далёкое послевкусие. Или игра в ассоциации.
Чекасин зазвучал, собственно, только тогда, когда он переехал в Вильнюс и стал играть с Вячеславом Ганелиным. Трио ГТЧ было нашим передовым ансамблем, одним из немногих выпускаемых за границу, и им разрешалось играть музыку, которую в то время смело именовали авангардом.
Мне нравились идеи Чекасина, реализованные вне трио Ганелина. Запомнилась программа «А можно ли так?» с оркестром Литовской консерватории, который здорово играл. Я даже написал аннотацию к выпущенной пластинке, хотя обычно я рецензировал только мэйнстрим.
Профессионализм Чекасина доказывал такой эпизод: во время гастролей оркестра Ленинградского мюзик-холла в Вильнюсе, его джазовый состав – в нем играли Анатолий Вапиров, Олег Куценко — решил показать свою джазовую программу. На замену заболевшему тенор-саксофонисту пригласили Володю Чекасина. И он без репетиций сел и сыграл все солирующие партии. Это свидетельствует о том, что в нашем новом джазе есть профессионалы, которые имеют колоссальную культурную основу, кто и грамотен, и любит новую музыку. Но встречаются и шарлатаны, которые играют, якобы, авангардную музыку, но не могут сыграть ничего другого.
Конечно, Чекасина сравнивали и будут сравнивать с Курехиным. Сергей также был виртуозом, и неизвестно, какими трудами давалась ему такая беглость. Про Чекасина говорили, что он по нескольку часов играл ежедневно, и даже на гастролях. Но музыки и музыкальных смыслов было больше у Чекасина, у Курехина было больше эпатажа. Просто инструменты разные: Чекасину с духовыми легче, а рояль не позволял так самовыражаться, приходилось выразительно дирижировать и двигаться по сцене.
Володя Чекасин до определённого момента был для меня, как говорится, «вещью в себе». В жизни, вне сцены, вне музыки, всегда отстранённо-погружённый, как бы скупящийся на живую реакцию, эмоцию, - он производил впечатление человека, знающего и скрывающего очень важную тайну. Порой, находиться рядом с ним было тяжело, - казалось, что он притягивает к себе всю окружающую энергию, заряжается, аккумулирует в себе, и… И вдруг происходил взрыв. Происходил на сцене. Тайна была раскрыта.
Итак, суммируя сказанное, Володя был для меня неким генератором творческой энергии, с которым (генератором) мне было интересно, вольно и просторно в наших с ним дуэтах. Но однажды, во время моих гастролей в Вильнюсе, у меня случился тяжёлый инфаркт. И тогда я узнал в Володе человека с тёплым, чутким сердцем и душой. Он мне очень помог.
В декабре 1971 года в Москве появился Владимир Чекасин. Естественно, в составе трио с Вячеславом Ганелиным и Владимиром Тарасовым. Причем дуэт Ганелин-Тарасов успел произвести переполох в тогдашних джазовых кругах, в том числе и двумя концертами в столице. Но кто такой саксофонист Чекасин, знала, да и то только по имени, та немногочисленная элита, которой удавалось подписаться на чехословацкий джазовый ежемесячник Melodie. В Праге в тот год проходил Конкурс молодых джазменов из социалистических стран». И победил на нем …да-да, Владимир Чекасин. На третьей странице обложки Melodie даже была его фотография и информация о том, что лауреат фестиваля записал с другими его участниками пластинку. Состояла она из музыки самого победителя и одного стандарта «Summertime».
Или вот два трэка из лучшего, на мой взгляд, концерта ГТЧ – на Новосибирском симпозиуме 1978 года, получивший название «Poco a poco» на записанной пластинке. В двух этих как бы противопоставленных трэках особенно отчетливо проступает личность Владимира Чекасина: Poco 3 - хард-боп, сыгранный звуком Чарли Паркера с аллюзией к его блюзу Parker’s Mood и Poco 9 - настоящее лирическое откровение. О том, что Чекасин – выдающий лирик, обычно не задумываются те, кто знает его только по сценическим акциям.
То, что творчество Владимира Чекасина – это вся музыка мира в буквальном смысле слова, и услышать, и даже увидеть нетрудно: от нескольких фолк-проектов на самом разном этническом материале. включая, конечно, и русский и литовский – как же, как же, noblesse oblige: Чекасин – гражданин независимой Литвы, если кто не знает. Один такой фолк-проект в свое время раскрутила «Антропология» и даже в той вполне несуразной телетрансляции было слышно, что маэстро прекрасно слышит то общее, в науке даже говорят: архаическое, дофольклорное, что объединяет всю этнику.
А с другой стороны, вполне академическое сочинение литовского мэтра Антанаса Рёкшаяся (1928-2003) «Солнечные узоры» для саксофона, ударных и струнного оркестра (с В.Тарасовым). На юбилейной Литуанике 2015 – это песни Бориса Гребенщикова, как бы внутренне полемизирующие - по его сценарию с протагонистом Анной Чекасиной (скрипка). Совсем недавно выяснилось, что Чекасин принимал участие и в исполнении «Свадебки» Игоря Стравинского в версии Дмитрия Покровского и его ансамбля…
Я хорошо помню 1982 год: выступление «Аквариума» в московском «Эрмитаже». в ныне несуществующем зале МОМА где под видом разных творческих встреч могло проходить то, что больше не прошло бы нигде. Года за три до этого я сам, в то время аспирант кафедры зарубежных литератур МГУ, принимал участие в организации легендарного джем-сешн с трио Яна Гарбарека - уже тогда живого классика евроджаза. Но приехал он не как концертирующий музыкант высшей лиги, а … по академической линии: аккомпанировать чтениям какого-то норвежского поэта.
У Чекасина все слова-названия-термины приобретают свое собственное значение. Кто бы мог решиться говорить о технологии… харизмы, особенно сейчас, когда вдруг это теологическое понятие «искры Божьей» стало означать почти то же, что и во времена раннего христианства, только с поправкой на эпоху масс-медиа. Условно говоря, харизма сегодня – это «телегеничность» (или сейчас уже - блого-геничность). У Чекасина – это детально разработанная и рассчитанная на многолетний курс методика гармонизации (сказал бы иначе, если бы умел) тела и души - физиологии и ремесла. Тот, кто хотя бы однажды наблюдал, как проходят занятия с Чекасиным-педагогом, никогда не забудет, как маэстро часто касается какой-то части тела играющего ученика, ибо конкретные части тела и органы отвечают за определенные состояния. Это, казалось бы, известно с древности, но научно сформулировано в «теории темперамента Э. Кречмера, кстати современника К.С. Станиславского. Наверное, и тут что-то общее есть с тем, как снимал «зажимы» Станиславский. С той разницей, что в музыке возникает еще одно измерение – музицирование.
Крамольная мысль №1
Первый авторский альбом Владимира Чекасина (на Leo Records) «Ностальгия». Отрывок из «Ностальгии» – есть уже на тех самых «Осенних ритмах-83», альбом Leo Records выходит в 1984 году, в третьем варианте – «Воспоминания» - сюита в 5 частях (фирма «Мелодия») - в 1986-м. 
Мне повезло быть ученицей Владимира Чекасина много лет. Его универсальной школой импровизации могут пользоваться не только музыканты, но и актёры, танцоры и другие представители искусства. Его школа даёт абсолютную импровизационную свободу: это - когда пальцы летят вслед за сочиняемой мелодией при полном понимании формы и гармонии, это - когда языком импровизации можно рассказать о чем угодно здесь и сейчас.
Владимир Чекасин - истинный импровизатор. Я убедилась в этом не раз и на сцене, участвуя в его проектах, и в зрительном зале. Помню, как на гастролях в Минске он умудрился сильно подвернуть ногу, так, что ему пришлось сесть в коляску, чтобы доехать до кабинета травмпункта. И уже через два часа на его концерте, когда мы находились на сцене, я видела, что он совершенно погружён в музыку, отдаёт себя и ей, и зрителям без остатка. Таким он был всегда; и все те годы в ЦДХ, когда шёл его проект «Чекасин и гости», и до, и после. Всегда жалею, что не видела выступление трио ГТЧ. Я счастлива, что у меня такой учитель. Уверена, всё, что он вложил в своих учеников и зрителей - есть истинный смысл искусства.
Судьба свела меня с удивительно талантливым человеком - музыкантом и композитором Владимиром Чекасиным. Эта встреча практически перевернула мое сознание, мое понимание музыки и творческой свободы. Он стал для меня настоящим Учителем, в самом высоком понимании этого слова. Он заставил меня поверить в свои силы, сломал стереотипы и условности, сделал из меня актрису. Участие в его музыкальных проектах неизменно учило чему-то новому, важному, что оставалось со мной навсегда.
То, что происходило на сцене, не было похоже ни на что, существующее в рамках культуры - это была атака двух безумных камикадзе на линкор формальности и нормальности; два шамана, в которых вселился неуемный дух надругательства над скукой.
Но ценнее для меня другое воспоминание. Мы чудесным образом оказались приглашены в Ярославль на фестиваль «Джаз над Волгой». А на этом фестивале было принято демонстрировать пренебрежительное отношение к новому джазу - дескать, пищать в саксофон и плясать на сцене может любой дурак. Особенно это относилось к Чекасину; и если это достало даже меня, постороннего, то сложно представить себе, что чувствовал сам герой драмы.
И после окончания фестиваля был устроен ночной джем в соседнем по пути в Москву Ростове Великом. Мы заехали туда, на сцене был Чекасин. Он ничтоже сумняшеся играл традицию. И играл так, что всем, считавшим, что авангардисты занимаются авангардом, потому что не умеют играть, можно было спокойно вешаться. Едва ли я когда-нибудь ещё слышал такую игру - стопроцентно в русле серьезного классического джаза, только живую и хлещущую горлом, как кровь.
Всегда с симпатией и почтением относился к Владимиру, высоко ценил его музыкальное дарование и даже, честно говоря, выделял его из трио ГТЧ. Но у меня стойкое неприятие юбилейных славословий…
Многие черты, свойственные музыке трио Ганелина, в частности, полистилистика и театрализация сценического поведения, въелись в плоть чекасинских опусов и доводились им до абсурда, превращая музыку в постмодернистский перформанс. Вообще идея абсурда и абсурд истского поведения в раблезианских буффонадах Чекасина стала важной частью его музыкальной философии. Уверен, что этот незаурядный музыкант хочет скорее бросить вызов слушателю, чем убедить его в значительности своей музыки.
Однако, когда я вслушивался в чекасинсую музыку на Международном фестивале искусств в Цюрихе в 1989 году, меня поражала глубина ее легкомыслия. Джаз отходил на второй план. В пародийном музыкальном балагане Чекасин был опьянен звуком и эмоциональной разнузданностью. Временами на сцене происходила музыкальная истерика, в которой всё же ощущалась власть призраков, – в некоторых чекасинских соло возникали самопародийные цитаты из альбомов прошлых лет; похоже было, что замечательный саксофонист находился в плену собственной виртуозности и мощнейшего либидо. Впрочем, «чтобы иметь право заблуждаться, нужно уже чем-то быть» (А. Шенберг).
Для меня, как и для большинства из нас, Владимир Чекасин предстал впервые как часть трехголового волшебного змея по имени ГТЧ. В потоке энергии и страсти, который несся со сцены во время каждого концерта великого трио, четко были различимы функции каждой его составляющей: Ганелин был мозг, Тарасов – сердце и мотор, а Чекасин – страсть и душа открывавшей нам новые горизонты музыки.
Привыкший к спартанской обстановке советских гостиниц, по которым его мотала гастрольная жизнь, гостем он был неприхотливым: вплоть до того, что неизменно возил с собой кипятильник, с которым подолгу колдовал, заваривая самые причудливые экзотические сорта неведомо где добытого им чая.
Перестройка только-только забрезжила, и в фильм о джазе должны были войти новеллы о вполне пристойных музыкантах: Давид Голощекин, Татевик Оганесян, кажется кто-то еще. Курехин притащил в клуб всю свою разношерстную толпу рокеров, манекенщиц, диких художников и перформансистов. Действо выплеснулось со сцены в зал, и Чекасин, с горящими от возбуждения глазами, всем этим наперегонки с Курехиным руководил.
Как ты в жизни не крутись, Ты Чекасин – зашибись!
Николаич!
Владимир Чекасин – это один из самых прославленных отечественных - русскоговорящих джазменов, хотя, конечно, большинство событий его жизни связано с прекрасной Литвой. Он свою жизнь посвятил джазу, а настоящий джаз – это такая музыка, которая рождается и умирает в одну и ту же секунду, и в этом ее великое обаяние. Кто не умеет импровизировать, считай, джаза-то не знает…Хотя есть такие лабухи, которые так все по нотам и по секундам расставят и сыграют. И все-таки это не будет джаз, это скорее будет гербарий из засушенных нот.
Джаз – это музыка если не толстых, то, по крайней мере, людей, которые свой досуг, свободное время тратят на совместную работу с джазовым музыкантом. К чему призывает любое выступление Владимира Чекасина. Ты никогда не знаешь, что в следующую минуту он «выкинет»: это может быть звуковой аттракцион, это может быть виртуозное соло, выполненное по всем канонам музыки, может быть пронзительная мелодия, а могут быть и вовсе какие-нибудь слова. Так что, даже простолюдин, попадающий на концерт одного из самых прославленных, одного из самых сложных музыкантов, вдруг оказывается посреди довольно человеколюбивого, ни к чему не обязывающего простого общения. Да, но только через 15 минут он понимает, что перед ним за глыба!
Но не такой Владимир Чекасин. Этот интеллектуал, мне кажется, прочел все на свете, видел все на свете – я имею в виду кинематограф. И живопись тоже.
Этого совсем молодого человека даже совсем как-то странно поздравлять с таким высоким юбилеем. Но знаете, все на свете измеряется временем, время, - главное из шкал мироздания. И единственное богатство, единственное достояние, которое остается с человеком до самой смерти. Вот я знаю, что Чекасин попирает время, хотя бы даже своими синкопами, он нарушает его метр, и никогда не знаешь каким образом он нарушит его в следующем такте!